Роль иммунной системы в развитии резистентной к лекарствам эпилепсии
Изображение: R&D Systems Bio-Techne

Роль иммунной системы в развитии резистентной к лекарствам эпилепсии

Устойчивое воспаление может играть ключевую роль в формировании эпилепсии, а последующее повреждение мозга может стать причиной резистентности к противоэпилептическим препаратам. О том, как это происходит, рассказали итальянские медики в журнале “Frontiers in Molecular Neuroscience”. Были обобщены исследования роли иммунной и эндокринной систем в развитии эпилепсии. Теория «двух ударов» объясняет начало эпилепсии, цитокины играют ключевую роль в разрушении гематоэнцефалического барьера и поддержании нейровоспаления, а истощение гормонов делает мозг уязвимым для судорог.

Мы публикуем сокращенный и адаптированный вариант текста с собственными дополнениями. Полная версия статьи на английском языке находится в открытом доступе здесь: Molecular Mechanism Involved in the Pathogenesis of Early-Onset Epileptic Encephalopathy.

«Гипотеза двух ударов» в развитии эпилепсии

В начале своего обзора авторы не смогли обойти неонатальные и фебрильные судороги – очень важные, хотя и не единственные (и часто недостаточные) предпосылки развития эпилепсии.

У новорожденных судороги могут быть связаны со сбоем коммуникации между нейронами мозга и приводить к ненормальным циклам чрезмерного или недостаточного возбуждения. Неонатальные судороги изменяют передачу нервных импульсов на молекулярном уровне. В результате новорожденные, которые перенесли судороги, относят к группе повышенного риска развития эпилепсии.


Мультифокальные клонические неонатальные судороги с вовлечением мышц лица, шеи, туловища и конечностей. Изображение: Neonatal Seizures, By Isam AL-Zwaini

Исследования на животных показали, что после первоначального повреждения изменяется регуляции нервных импульсов (на уровне ионных каналов), рецепторов клеток и генов раннего ответа. Последующая подострая фаза может быть связана с гибелью нейронов, активацией микроглии – первого уровня иммунной защиты, образованием нейротрофических факторов и другими изменениями. Финальная хроническая стадия связана с нейрональными ветвлениями, нейрогенезом и глиозом.

В некоторых случаях после первоначального повреждения головного мозга для развития спонтанных рецидивирующих судорог требуется второй удар. «Теория двух ударов» предполагает, что неонатальные судороги приводят к уязвимости к повреждениям мозга, вызванным судорогами в старшем возрасте, даже если первоначально не происходила потеря клеток.

Известна связь неонатальных судорог с фебрильными судорогами или с развитием последующей эпилепсии у недоношенных детей. На пять детей с эпилепсией, приходится двое с предшествующими фебрильными судорогами.

Но несмотря на то, что судороги в неонатальном периоде снижали порог в более позднем возрасте, у экспериментальных животных не развивались спонтанные эпилептические явления. Это наводит на мысль о том, что спонтанные припадки не могли развиться если не было второго «удара».

Риск эпилепсии после фебрильных приступов в некоторых группах пациентов повышается – это дети с низкой оценкой по шкале Апгар, недоношенные, с неврологическими нарушениями, что семейной историей судорог, с повреждениями головного мозга и воздействием негативных факторов окружающей среды.

Цитокины и воспаление ЦНС при эпилепсии

Недавние исследования показали, что неврологическое воспаление может как провоцировать, так и поддерживать судороги. Поэтому воспаление может быть вовлечено как в возникновение эпилепсии, так и в существование фармакорезистентных ее профилей.

В медицинской литературе последних лет накоплены данные о процессах «нейроиммуновоспаления» при эпилепсии, и ключевую роль здесь играют провоспалительные цитокины.

Термин «цитокин» происходит от сочетания двух греческих слов – «цито» означает клетка и «кинос» означает движение. Это маленькие сигнальные молекулы, которые обеспечивают связь между клетками в иммунных реакциях, запуская их каскады. Среди прочего они стимулируют движение различных типов защитных клеток к участкам воспаления, инфекции и травмы.

Благодаря цитокинам иммунная и нервная системы в нормальных условиях действуют согласовано в ответ на патологические воздействия. Цитокины регулируют выживаемость клеток и могут программировать процесс их гибели. В частности, они могут быть ответственны за начало процессов разрушения гематоэнцефалического барьера и воспаление центральной нервной системы

Цитокины представляют собой большое семейство молекул. Такие из них, как интерлекины IL-6, IL-17, фактор некроза опухоли (TNF-α) и трансформирующий ростовой фактор бета (TGF-β) и др. являются неспецифическими биомаркерами и неврологических нарушений. Здесь мы перечислим некоторые цитокины, рост уровня которых был экспериментально подтвержден при эпилепсии.

Изображение: R&D Systems Bio-Techne

Помимо эпилепсии, многие из цитокинов вовлечены в патологический процесс других неврологических заболеваний. В будущем будут найдены специфические для заболеваний цитокины-биомаркеры, которые позволят выделять эпилепсию, а также распознавать различные виды эпилепсии.

Важно то, что подавление продукции провоспалительных цитокинов в ряде экспериментальных моделей или при терапии, нацеленной на их блокирование при аутоимунных заболеваниях, помогает значительно снизить клинические проявления заболеваний, в том числе, и эпилепсии.

Исследования неврологического воспаления показали, что оно может как спровоцировать, так и закрепить судороги, а патогенный воспалительный процесс может происходить как в центральной нервной системе, так и вне ее (на периферии). Периферическое воспаление усиливает эпилептические разряды из-за изменений в ионном и глутаматном гомеостазе, а также из-за проникновения провоспалительных молекул из периферического очага воспаления через гематоэнцефалический барьер.

Важность цитокинов, как медиаторов воспаления при эпилепсии была подтверждена исследованием биологического образца пациентов, перенесших операцию из-за лекарственно-устойчивой эпилепсии.

Один из таких цитокинов – интерлейкин 1 бета (IL-1β), который, среди прочего, является важным медиатором воспалительного ответа мозга. Известно, что повышенная продукция IL-1β вызывает ряд различных аутовоспалительных синдромов. Его активации препятствует антагонст IL-1RA.

Было обнаружено, что у пациентов с фокальной лекарственно-устойчивой эпилепсией наблюдается дисбаланс в соотношении IL-1β / IL-1Ra в пользу увеличения провоспалительного IL-1β. Исследования на животных моделях показали, что фармакологическая блокада биосинтеза IL-1β значительно снижает частоту приступов. Для этого воздействовали на преобразующий IL-1 фермент, который ответственен за выработку биоактивной формы этого интерлейкина.

Кроме того, повышенные уровни IL-1β в сыворотке и спинномозговой жидкости были связаны с риском последующей эпилепсии после повреждения головного мозга от средней до тяжелой степени.

Была идентифицирована еще одна молекула, участвующая в воспалении ЦНС – это цитокиновый медиатор амфотерин HMGB1 (англ. high-mobility group protein B1).

Этот токсичный белок, по-видимому, тесно вовлечен в возникновении судорог, как показывают доклинические модели эпилепсии. Изначально HMGB1 находится в ядре клетки, затем он транспортируется в ее цитоплазму в ответ на иммунную активацию и высвобождается из иммунных клеток при их механическом воспалении (стерильном повреждении) или инфекциях, вызванных повреждением. Кроме того, в результате гибели клеток происходит пассивное высвобождение HMGB1, что также может приводить к воспалительной реакции. В своей полностью восстановленной форме HMGB1 запускает миграцию связанных с воспалением клеток.

Исследования на экспериментальных моделях эпилепсии предполагают, что стабильная форма HMGB1 определяет негативные эффекты воспаления при эпилепсии. Хотя экспериментальное исследование пациентов с фокальной устойчивой к лекарствам эпилепсией показало, что HMGB1 может быть потенциальным биомаркером при эпилепсии, все же HMGB1 не специфичен для эпилептического процесса; его присутствие также может быть связано с аутоиммунными и злокачественными заболеваниями.

Фармакологическое угнетение HMGB1 было успешным при лечении экспериментальных моделей эпилепсии. Но поскольку HMGB1 не хватает специфичности для центральной нервной системы, необходимы дальнейшие исследования, чтобы точнее выяснить, какую роль играют воспаления на периферии или в ЦНС при судорожных расстройствах и подобрать терапевтическое воздействие.

Экспериментальные данные по цитокинам IL-6, IL-2,
TNF-α, IFN-α, NF-kB, IL-17

В литературе описано участие других провоспалительных цитокинов в развитии эпилепсии. Исследование с участием 23 китайских пациентов с синдромом Веста показало наличие повышенных уровней сывороточного интерлейкина-2 (IL-2), фактора некроза опухоли TNF-α и интерферона-альфа (IFN-α) по сравнению с контрольными группами.

Повышенные уровни IL-1β, IL-1β Ra и β-амилоидного предшественника также были описаны у пациентов с устойчивой к ПЭП эпилепсией височной доли которым была сделана операция по удалению опухолей. У этих пациентов уровни провоспалительных цитокинов напрямую коррелировали с частотой приступов.

Сверхэкспрессия ядерного фактора-kB (NF-kB) была описана при потере нейронов в областях гиппокампа у 18 пациентов с медиальной височной эпилепсией, которых сравнивали с 7 пациентами без эпилепсии или с височной эпилепсией без склероза гиппокампа. или с криптогенным медиальной височной эпилепсией без склероза гиппокампа.

Высокие уровни IL-17 были найдены у пациентов с фокальной кортикальной дисплазией Ia, IIa и IIb типа. Более того, количество белка IL-17 и IL-17R положительно коррелировало с частотой приступов у этих пациентов

Роль другого цитокина (IL-6) велика при травматическом поражении ткани, ожогах и других повреждениях, ведущих к воспалению. Его уровень был повышен и у пациентов, для которых стойкое воспаление привело к изменениям возбудимости нейронов, на фоне измененного соотношения IL-1β / IL-1Ra.

Наконец, повышенные уровни IL-6 были продемонстрированы у 22 людей в течение 24 часов после тонико-клонических приступов по сравнению с 18 подобранными людьми контрольных групп. Так же описан иммунологический профиль сыворотки крови для пациентов с рефрактерными тонико-клоническими приступами, характеризующимися повышенным уровнем IL-6, низким уровнем IL-1Ra и низким соотношением IL-1Ra: IL-1β, без каких-либо признаков соответствующего увеличения в выделения цитокинов из мононуклеарных клеток периферической крови. Это означает, что источник происхождение данных цитокинов находится в мозге.

Исследования, подтверждающие роль воспаления в эпилепсии, основаны на анализе уровней вышеупомянутых провоспалительных цитокинов. Например, было продемонстрировано, что IL-1β, его рецептор (IL-1R) и антагонист его рецептора (IL-1Ra) активируются в модели эпилепсии грызунов после спровоцированных приступов. В том же исследовании повышенный уровень IL-1β в глиальных клетках наблюдался до 60 дней после спровоцированного эпилептического статуса. Тем не менее, их избыток не является единственным патогенным иммунным механизмом, сопровождающим длительные приступы – как IL-1β, так и IL-1Ra могут модулировать восприимчивость к приступам. Исследования на животных предоставили дополнительные доказательства того, что введение IL-1β в спинной мозг усугубляет судороги и снижает порог фебрильных судорог.

Проконвульсивное действие IL-1β, по-видимому, связано усилением NMDA-опосредованной кальциевой проводимости и увеличению глутаматергической нейротрансмиссии с последующей эксайтотоксичностью.

Другие исследования предположили другой патогенный механизм IL-1β, приводящий к меньшему поглощения глутамата внутри астроцитов, повышенное высвобождение глутамата из глиальных клеток через усиленную секрецию TNF-α и последующую модуляцию канала.

Истощение гормонов при воспалении ЦНС

Среди индивидуальных биологических маркеров, которые можно использовать для оценки уязвимости, нейротрофический фактор мозга (BDNF), по-видимому, играет важную роль. BDNF относится к веществам, стимулирующим и поддерживающим развитие нейронов.

Недавние исследования на животных показали, что у всех животных с признаками депрессии, наблюдался низкий уровень BDNF после интенсивного стресса (так называемого, социального поражения или ситуации проигрыша), также, как и состояние окислительного стресса было связано с уменьшением BDNF. Через две недели профиль депрессивного поведения, похоже, исчез, но половина образцов животных содержала низкие уровни BDNF в сыворотке крови и отражала окислительный стресс. Более того, животные с устойчиво низким уровнем BDNF в сыворотке (названные «уязвимыми») демонстрировали профиль, напоминающий депрессию, даже когда возникали незначительные стрессовые события. Животные с нормальными уровнями BDNF (так называемые «неуязвимые») не проявляли подобных реакций.

В случае, если этот последний (незначительный стресс) будет эпилептогенным повреждением (например, искусственно вызванный эпилептический статус), уязвимые животные демонстрируют более низкий порог для последующего эпилептического события; у них эпилепсия развивалась гораздо быстрее, демонстрируя выраженный когнитивный дефицит и профиль, напоминающий депрессию.

Поэтому уровни BDNF в сыворотке могут считаться прогностическими для уязвимости к спонтанным судорогам и развитию эпилепсии после повреждения мозга.

Исследования на людях были сосредоточены на Синдроме Веста. Это – редкое эпилептическое расстройство, обычно проявляющееся в возрасте до 2 лет, характеризующееся инфантильными спазмами, регрессом развития специфическими паттернами на ЭЭГ. Причина может быть генетической, криптогенной (без установленной причины) или структурно-метаболической. Патофизиологический механизм инфантильных спазмов остается неясным. Триггером может быть стрессовое событие в раннем возрасте.

Уже известно, что в этом процессе участвует гормон кортиколиберин (CRF). Он является сильным судорожным нейропептидом во время раннего развития мозга. CRF активно стимулирует секрецию гипофизом адренокортикотропного гормона (АКТГ или кортикотропин). В свою очередь АКТГ контролирует синтез и секрецию кортизола и других гормонов надпочечников.

Когда CRF хронически секретируется в мозге, он снижает чувствительность собственных рецепторов с последующим снижением высвобождения АКТГ. Более того; когда стрессовые события повторяются, ухудшается синтез инсулиноподобных факторов роста (IGF-1), так как IGF нуждается в постоянном притоке стероидов. Снижение уровня IGF-1 приводит к синаптическому нарушению, которое проявляется как изменение когнитивных функций и потенциально способствует развитию эпилептической энцефалопатии.

В литературе описаны три фазы эпилептического процесса: раннее повреждение, латентный период (эпилептогенез) и рецидив судорог. Раннее повреждающее воздействие на мозг, возникшее в перинатальном периоде, обычно сопровождается инфантильными спазмами через несколько месяцев. Скрытый процесс между повреждением головного мозга и началом судорог может быть важным этапом для терапевтического вмешательства.

АКТГ, который подавляет иммунный ответ, включен в первую линию лечения инфантильных спазмов, хотя его терапевтический механизм остается неизвестным.

Предполагается, что АКТГ, глюкокортикоиды и кетогенная диета влияют на уровни IGF-1, к которым чрезвычайно чувствителен растущий мозг. Все эти три метода лечения также уменьшают нейровоспаление, и все они были использованы для лечения инфантильных спазмов.

У детей с симптоматическим инфантильными спазмами обнаружены заметно меньшие уровни IGF-1 в церебральной жидкости и значительно ниже концентрации АКТГ по сравнению с детьми с идиопатическим (самостоятельным) заболеванием. Кроме того, дети с симптоматическим инфантильными спазмами часто имеют в анамнезе пренатальное, перинатальное или постнатальное поражение мозга. Исследования на животных показали, что пренатальный стресс может снижать уровни IGF-1 в ЦНС. Низкие уровни IGF-1 в цереброспинальной жидкости были связаны с плохой реакцией на обычные методы лечения, а также с нарушением когнитивного развития у детей с инфантильными спазмами в анамнезе.

Вероятной основной причиной является нарушение синтеза стероидов и последующее нарушение стимуляции секреции IGF-1 в цереброспинальной жидкости, что важно для выживания синапсов. Уровни IGF-1 на момент постановки диагноза, по-видимому, являются биомаркером ответа на противосудорожную терапию, прогрессирования эпилепсии и степенью последующего когнитивного развития.

Роль гематоэнцефалического барьера в развитии фармакорезистентной эпилепсии

Начиная с 1950-х годов, исследования in vivo на животных моделях продемонстрировали наличие дисфункции гематоэнцефалического барьера после длительных судорог.

Гематоэнцефалический барьер защищает нервную ткань от циркулирующих в крови микроорганизмов, токсинов и факторов иммунной системы, которые воспринимают ткань мозга как чужеродную. Он выполняет функцию высокоселективного фильтра, через который из артериального русла в мозг поступают питательные и биоактивные вещества.

Основным элементом структуры гематоэнцефалического барьера являются эндотелиальные клетки. Эндотелий микрососудов и выполняет роль селективного барьера между кровью и тканями.

Недавние исследования показали, что потеря целостности гематоэнцефалического барьера и последующее изменение лейкоцитарно-эндотелиальной проницаемости могут быть основным шагом вовлечения ЦНС в системное воспаление.

«Иммунными воротами мозга» можно считать тучные клетки. В организме тучные клетки рассеяны по соединительной ткани, особенно под кожей, вокруг лимфатических узлов и кровеносных сосудов. Тучные клетки играют особо важную роль в аллергических реакциях и имеет рецепторы для иммуноглобулинов IgE. При активации они высвобождают ряд молекул, включая серотонин, гистамин и другие возбуждающие вещества. 

В головном мозге они распределены в большом количестве внутри гематоэнцефалического барьера человека и в гипоталамусе. После любого критического стресса (окислительного и / или воспалительного повреждения) тучные клетки подвергаются критической активации, которая приводит к нарушению гематоэнцефалического барьера. Например, разрушить барьер может гормон стресса CRF или активация тучными клетками рецептора гистамина-1.

Опосредованное тучными клетками разрушение гематоэнцефалического барьера и последующее локальное воспаление нейронов может образовать начальный очаг эпилептогенной области. Этот процесс, по-видимому, усугубляется активацией Fc-гамма-рецепторов (FcgRI), расположенных на поверхности нейронов, что способствовало их гибели при исследовании эпилепсии на животных. Таким образом, предполагают авторы, системные воспалительные триггеры могут напрямую влиять на нейроны.

Предполагается, что перечисленные в предыдущих главах цитокины вносили вклад в воспалительный процесс, связанный с судорогами и эпилептогенезом. Такие цитокины как и TGF-β, TNF-α и циклооксигеназы 2 участвуют в процессе разрушения гематоэнцефалического барьера. Патогенные механизмы HMGB1 и IL-1β не являются взаимоисключающими, а вероятно связаны и усиливают друг друга. Они ответственны за разрушение гематоэнцефалического барьера, закрепляя иммуноопосредованное развитие заболевания и, в конечном итоге, влияя на возбуждающую передачу и глутамат-опосредованную гибель нейронов.

Взятые вместе, эти данные показывают, как воспаление может представлять новую цель для фармакологических вмешательств при лекарственно-устойчивой эпилепсии путем воздействия на воспалительный процесс, сопровождающий повторные приступы.

Биологические маркеры разрушения гематоэнцефалического
барьера.

Учитывая ключевую роль гематоэнцефалического барьера в эпилепсии, интересны биомаркеры, связанные с его разрушением. Было предложено три подхода к оценке функции гематоэнцефалического барьера. Они похожи на методы исследования цереброваскулярной целостности при других неврологических заболеваниях.

Первое предложение – учитывать соотношение альбумина в сыворотке крови и церебральной жидкости. Оно основано на том факте, что гематоэнцефалический барьер является сосудистой преградой, которая защищает мозг от вредных веществ из кровотока; и в то же время он снабжает мозг питательными веществами, необходимыми для нормальной работы. Затем гематоэнцефалический барьер регулирует доставку клеток и молекул из крови в мозг, отделяя крупные молекулы в мозге и кровеносных отделах. Альбумин в 10 раз более сконцентрирован в кровотоке, что приводит к стабильному соотношению в крови и цереброспинальной жидкости при неповрежденном гематоэнцефалическом барьере.

Второй подход основывается на магнитно-резонансной томографии с контрастным усилением, в которой «соотношение» между мозгом и кровью измеряется топографически, а распределение контраста визуализируется в мозге. Отсутствие проникновения указывает на то, что гематоэнцефалический барьер не поврежден; иначе можно провести количественную сравнительную оценку в разных полушариях. Этот подход эффективен для обнаружения физического нарушения барьера.

Последний подход основан на обнаружении маркеров крови, таких как специфические белки, продуцируемые гематоэнцефалическим барьером, которые отделены в ЦНС, когда барьер не поврежден. Когда барьер разрушен, эти белки, которые обычно присутствуют в высоких концентрациях в ЦНС, могут свободно диффундировать в кровь за пределы «градиента концентрации».

Принимая все это во внимание, идеальный периферический маркер клинического значения должен иметь следующие характеристики: (1) молекулы присутствуют в мозге и церебральной жидкости в более высоких концентрациях, чем в плазме; (2) присутствуют на низких или неопределяемых уровнях в сыворотке здоровых людей; (3) проникают за границы барьера в случае его открытия; и (4) высвобождается клетками мозга в ответ на любое повреждение мозга (например, во время реактивного глиоза). Некоторые белки, такие как нейрон-специфическая енолаза (NSE), S100B и глиальный фибриллярный кислый белок (GFAP), были идентифицированы как обладающие этими свойствами.

В рамках вышеупомянутых подходов современным методам визуализации не хватает высокого разрешения, необходимого для визуализации гематоэнцефалического барьера, даже если для измерения его целостности использовались контрастные вещества. Функциональная оценка статуса барьера путем расчета коэффициента альбумина в сыворотке крови к церебральной жидкости при МРТ с контрастным усилением, широко описывается как золотой стандарт для оценки проницаемости барьера.

Недавние литературные данные сообщают, что сывороточный S100B коррелирует с коэффициентом альбумина, что позволяет косвенно измерять белки церебральной жидкости без ее забора. В связи с этим литературные данные описывают эквивалентность между отрицательным прогностическим значением S100B и контрастной нейровизуализацией мозга.

Сывороточный S100B также изучался как маркер эпилептогенеза после черепно-мозговой травмы, и было показано, что он является лучшим маркером сотрясения мозга. Более того, S100B стали использовать в качестве потенциального периферического биомаркера проницаемости гематоэнцефалического барьера, поскольку было показано, что повышенные уровни S100B отражают наличие повреждений в нем, подтверждая или исключая повреждение мозга. Поскольку серьезные события, связанные с ЦНС, связаны с повышенным риском судорог, возможно, S100B может быть полезным маркером для выявления лиц с высоким риском развития посттравматических осложнений ЦНС.

Активация Толл-подобного рецептора при развитии эпилепсии

Как было отмечено, обширные литературные данные описывают участие провоспалительных цитокинов в эпилептогенезе. Как для диагностики, так и для терапевтических целей полезно углубиться в теорию и описать происхождение этих молекул.

Провоспалительные цитокины продуцируются в следствии активации толл-подобными рецепторов (англ. Toll-like receptor, TLR; от нем. toll — большой). Это класс рецепторов на поверхности клетки, которые распознают типичные структуры микроорганизмов или других патогенов и активируют клеточный иммунный ответ.

Экспериментальные исследования на животных показали, что инъекция в церебральную жидкость LPS (активирующего толл-подобный рецептор TLR4) повышала уровень провоспалительных цитокинов и снижала судорожный порог. У таких крыс наблюдалась нейродегенерация и увеличение эпилептиформных проявлений.

Такая активация коры может быть компенсирована применением антагониста IL-1Ra, который препятствует выделению цитокина IL-1β. Примерно также воспалительный эффект цитокинового медиатора HMGB1 может быть компенсирован использованием его антагониста (HMGB1 BoxA), что связано со снижением частоты приступов. Те же авторы показали, что мыши с вообще отключенным TLR-4, были устойчивы к любой эпилептической стимуляции.


HMGB1: общий биомаркер и потенциальная цель для черепно-мозговой травмы, нейровоспаления, эпилепсии и когнитивной дисфункции. Изображение: Frontiers in Molecular Neuroscience, 11 September 2018 

Исследования, показывающие повышенную экспрессию HMGB1 и TLR4 в образцах тканей пациентов с эпилептической энцефалопатией, дают дополнительные доказательства их фундаментальной роли в эпилептогенезе. В патологических образцах IL-1β был ответственен за перемещение HMGB1 из ядра в цитоплазму.

HMGB1 действует путем каскада активации цитокинов и воздействия на NMDA-рецепторы, что приводит к притоку кальция в нейроны и повышению возбудимости клеток.

Цитокин IL-1β блокирует обратный захват глутамата астроцитами и вызывает высвобождение глутамата глией. Эти процессы приводят к дисбалансу глутамата, который еще больше увеличивает нейронную гипервозбудимость. Устойчивое выделение IL-1β активированными астроцитами предполагает ключевую роль этих клеток в эпилептогенезе

Наконец, литературные данные показали, что TLR3 играет решающую роль и при фебрильных судорогах, возникающих при вирусной инфекции.

Эксперименты над животными показывают сложную природу взаимодействия цитокинового медиатора HMGB1 и толл-подобного рецептора TLR4, их внутриклеточный сигнальный путь и их роль в появлении и рецидиве эпилепсии. Эти исследования подтверждены анализом тканей гиппокампа человека у трудноизлечимых пациентов с эпилепсией височной доли.

Введение рекомбинантного HMGB1 мышам, получившим инъекции провоцирующим судороги веществом, имело проконвульсивный эффект, который не наблюдался у мышей, дефектных по передаче сигналов TLR4. Поэтому авторы предположили, что передача сигналов HMGB1-TLR4 строго вовлечена в эпилептогенез. Уровень активности провоцирующего судороги вещества определял скорость синтеза и высвобождения HMGB1 из глиальных клеток. Кроме того, антагонисты HMGB1-TLR4 уменьшали количество и продолжительность приступов, увеличивая период латентности начала спровоцированных судорог у контрольных групп.

Уменьшение гибели клеток и присутствие общих сигнальных молекул для проконвульсивных действий цитокинового медиатора HMGB1 и цитокина IL-1β, позволяют надеятся, что фармакологические вмешательства на этих путях могут привести к более эффективному лечению устойчивой к лекарствам эпилепсии, особенно в детском возрасте.

Заключение

Лечение устойчивой к лекарствам эпилепсии представляет собой проблему для неврологов, педиатров и неонатологов. Идентификация биологических маркеров, отражающих участие иммунной системы важна как для прогноза после первого приступа, так и для оценки вероятности лекарственной устойчивости. Из экспериментальной работы мы узнали, что определенные биомаркеры вовлечены в нарушение гематоэнцефалического барьера и вторичный эпилептогенез. Эти маркеры позволяют ставить диагноз на ранней стадии, до того, как воспаление ухудшит контроль приступов или повлияет на эпилептический статус.